- региональные выборы как (кривое) зеркало парламентских;
- кремлевские интриги, партийные машины и простые избиратели;
- делится ли административный ресурс?
- как идет размножение «партий власти»?
- складывается ли, наконец, партийная система? –
эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов.
Заседание открылось специально подготовленным докладом Р.Ф.Туровского (Высшая школа экономики). Выступление сопровождалось раздаточными материалами, без обращения к которым использование отчета о семинаре будет крайне затруднено.
NB!
Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.
С.Каспэ:
Тему сегодняшнего семинара определили два обстоятельства. Первое – то, что в России до сих пор проходят выборы, более того, вроде бы и будут проходить в будущем. Второе – то, что на наших заседаниях, по странном стечению обстоятельств, никогда еще не выступал Ростислав Феликсович Туровский. Сумма этих двух важнейших фактов и определила все остальное.
Р.Туровский:
Сначала об общих тенденциях формирования партийной системы в России. Прежде всего надо отметить решающую роль элит. Партии окончательно становятся инструментом в их руках. Партийность превращается в систему сообщающихся сосудов, с блужданием политиков из одной партии в другую, деидеологизацией и прагматизмом. «Малопартийность» и «слабопартийность» – вот равнодействующие в том пассивном состоянии, в котором находится общество. Вторая тенденция: расстановка политических сил становится проекцией расстановки сил в администрации президента. Третья: развитие феномена партии власти при низком влиянии самого института партий, что также является частью компромисса между элитами и обществом. В этой ситуации идеологические расколы влияют на развитие партий достаточно косвенно.
При такой элитарности политики обеспечение массовой поддержки становится ключевой задачей. Массовая поддержка обеспечивается за счет патернализма, и патерналистская политика становится основной в деятельности партий. Выборы превращаются в простой механизм распределения социальных благ, по сути все они проходят исключительно на левом поле.
Возник достаточно любопытный парадокс: общество делится примерно 50/50. Одна половина – голосующий электорат, другая – социально активный электорат, который при этом оказывается выключен из партийной системы. В чем, кстати, виноват и он сам, поскольку не имеет политических установок и поделен на функциональные группы, каждая из которых по отдельности влиять на ситуацию не способна. Зато другая половина, которую можно назвать социально пассивной (в нее входят, в частности, пенсионеры), активно голосует именно благодаря патерналистской политике партий. На последних региональных выборах явка составила 40% – пропорция выдерживается. На думских явка будет порядка 50% (что дорисуют, не знаю).
Безусловным лидером в этой ситуации оказывается «Единая Россия», которая активнее всех опирается на феномен электорального конформизма, на географические и социальные периферии. Такой любопытный мезальянс патрициев и плебса. По сути своей это партия «хлеба и зрелищ».
Для самой «Единой России» элитарный характер политики оказывается одновременно и ресурсом, и ограничением, потому в регионах она часто принимает коалиционный характер, включая враждующие между собой элитные группировки. Эта коалиционность зачастую навязана, поддерживается извне. Без «фактора Кремля» создать такую мощную коалиционную партию было бы нереально.
Как показали выборы 11 марта, пик влияния «Единой России» явно пройден в 2005-2006 годах. На сегодняшний день голосование за эту партию коррелирует со степенью консолидации элит. Если объединение группировок происходит, что «Единая Россия» получает большое количество голосов, если нет – меньше. «Единая Россия» явно уперлась в электоральный потолок, который не позволяет ей набирать более 50%. На думских выборах получается что-то между 40% и 50%. То есть результат вырастет по сравнению с 2003 годом, но не будет достаточен для абсолютного доминирования.
Посчитав корреляции перетока голосов между 2003 и 2007 годами, я составил таблицы, которые представляю вашему вниманию. Вывод о достигнутом электоральном потолке «Единой России» прямо напрашивается, это видно даже из того, что в ряде регионов процент от явки (официальный результат!) с 2003 года снизился. Если говорить о корреляциях, то часть электората «Единой России» не пришла на выборы, часть голосовала за «Справедливую Россию», так что переток наметился.
Я бы говорил о серьезном изменении статуса «Единой России», и в связи с этим – о новой роли фактора Путина. Можно предположить, что на эти выборы как раз не пришли те, кто ориентировался на «Единую Россию» как на партию Путина. Стала лучше видна проблема устойчивости федерального статуса ЕР. Губернаторские ресурсы, общественный оптимизм и патернализм – достаточная основа для лидерства, но у партии начинает не хватать завершения, персоны – символа на федеральном уровне. «Единой России» срочно требуется популярный кандидат в президенты, а поскольку он ей пока не выдан, то партия находится в подвешенном состоянии.
В целом возникает ситуация псевдодвухпартийности. Половина голосующего электората поддерживает «Единую России», а другая половина разделена на раздробленные части при полной невозможности их объединить.
Теперь – размножение партий власти как еще одна тенденция. Что качается «Справедливой России», я бы рассуждал не о ней, а о достаточно удобной политической нише, которая в разные периоды может эксплуатироваться под разными названиями. Поскольку консолидировать элиту на втором путинском сроке (и после него) невозможно, появление «Справедливой России» отражает ситуацию этой недостаточной консолидации и позволяет снять накал борьбы за места в списках «Единой России».
По итогам выборов 11 марта средний процент СР – только третье место после КПРФ, но достаточно неплохие 14,9%. Что же касается взаимодействия двух партий власти, то здесь наблюдается тенденция к возникновению электоральных качелей. Недовольство одной партией власти приводит к перетеканию голосов ко второй партии власти, разыгрывающей левую карту.
На минувших выборах «Справедливая Россия» немного отобрала у «Единой России». Однако электорат «Родины» оказался в подвешенном состоянии, и значительная его часть за СР не голосовала, потому что эта партия с этими лидерами для электората «Родины» в значительной степени чужая.
«Справедливая Россия» как партия слаба в силу слабости региональных организаций. На местах есть в лучшем случае пара «паровозов», которые и вытягивают списки. Если же говорить о перспективах партии, то полученные сейчас 15% должны быть воспроизведены еще в 71 регионе, так что предстоит большая и сложная работа. Честно говоря, партия создана примерно на год позже чем надо было бы, отсюда и противоречивая ситуация.
Что касается перспектив ниши, а не «Справедливой России», то они связаны с общими интересами правящего класса в целом. Наличие страховочной сетки на случай резкого снижения популярности «Единой России (элитный запрос), общественный запрос на левую нишу и фактор Путина. Мы вступаем в новую ситуацию, когда моноцентрический характер режима умножается на смену президента и стремление Путина сохранить свои позиции во власти. Моноцентризм по наследству не передается, и Путин из фактора консолидации превращается в фактор дестабилизации, заинтересованный в формировании своей персональной клиентелы.
Если же говорить о перспективах самой партии «Справедливая Россия», то есть проблема идеологической неорганичности. Ее лидеры не похожи на левых. В лучшем случае можно было бы считать эту партию социально-либеральной, вроде «Яблока», но это не та электоральная ниша, на которую партия рассчитывает. Проблема организации и руководства, которая еще даст знать о себе. Здесь все началось с одной из многочисленных грубых ошибок – решения о принятии в ряды «Справедливой России» троянского коня в виде Российской Партии пенсионеров. Проблема двойного статуса: не совсем партия власти и не совсем оппозиция. Явное желание договориться с губернаторами, чтобы они отщипнули какой-то процент голосов. Но административный ресурс не делится на две части. Расчет на то, что губернаторы вместе с дружественными избиркомами что-то отпишут, довольно призрачен. Поэтому те 20%, которые они хотят получить, совершенно нереальны.
Серьезное усиление новой партии может произойти только в случае реального раскола «Единой России». В регионах, где такой раскол происходил, «Справедливая Россия» добивалась больших успехов
Что касается левого фланга. Наиболее успешной политической силой на выборах была КПРФ. В половине регионов вырос не просто процент, но и число избирателей коммунистов. Это фантастическая ситуация, и КПРФ – единственная партия, которая смогла это сделать. Почему это произошло? КПРФ выиграла из-за того, что потерялась «Родина», произошло восстановление ее электората образца до 2003 года.
КПРФ больше всех выиграла от введения пропорциональной избирательной системы, от создания «Справедливой России». Дело также в том, происходит структурная перестройка партии. Не вымирание электората КПРФ, а суженное его воспроизводство на другой социальной базе. Если раньше это была сельская периферия, то теперь это в большей степени городской электорат – частью пенсионеры, но частью и люди среднего возраста. Левый фланг потихоньку становится более привычным, более пролетарским. КПРФ начинает соответствовать классическому образу левой партии. Поддержка КПРФ по территориям ровная, без явных провалов, но и без «красных поясов». Даже наблюдается подъем на севере, где КПРФ вообще никогда не пахло.
Перспективы зависят от самой КПРФ. Она то ли адаптируется к меняющимся реалиям, то ли ей этого не позволит сделать традиционная негибкость и инерционность, вследствие чего возникнет тенденция к формированию новой левой партии. Этому способствует фактор социальной поляризации, усиливающейся в городах. Та часть городского населения, которая чувствует себя неблагополучно, начинает ориентироваться на оппозицию. Отсюда и уверенные процентные показатели КПРФ в городах и даже в Санкт-Петербурге.
Видимо, стоит обратить внимание на обострение в перспективе конфликта между трудом и капиталом. Постепенно он станет играть существенную роль и на выборах.
Кроме того, КПРФ выгодно снижение значимости раскола по поводу отношения к советскому строю. «Единая Россия» и «Справедливая Россия» вместе работают против этого раскола, но еще вопрос, они ли от этого заработают голоса. Скорее это будет КПРФ.
Пока КПРФ проходит период догоняющей адаптации к меняющимся социальным реалиям, с отставанием на 3-5 лет. Но те процессы, о которых я говорил, делают перспективы этой партии достаточно благоприятными.
Для ЛДПР региональные выборы вообще не очень показательны. Голосование за эту партию всегда обеспечивается ее лидером, Жириновским, а потому на региональных выборах результат ЛДПР всегда ниже, чем на федеральных. Но потенциал роста все же есть. Бросается в глаза увеличение количества избирателей ЛДПР в Петербурге по сравнению с 2003 годом. При этом ЛДПР очень зависит от Кремля – от того, дадут ли доступ в СМИ ее лидеру. Рискнул бы назвать ее третьей партией власти – хотя скорее это набор проходных мест, выставленных на продажу. Если удастся удачно использовать этот статус на думских выборах, то семипроцентный барьер партия пройти сможет.
Националистическое движение своей партии пока не имеет, но такие типичные проблемы, как иммиграция, как раскол между русскими и мусульманами, ведут к росту националистических настроений, которые пока выразить некому. Пока националистический электорат находится вообще вне выборов, но может заявить о себе в будущем – особенно если продолжится такая политика борьбы с фашизмом.
Либеральный фланг исчез. Дело даже не в том, что перестала существовать партия «Яблоко», но и в том, что перестал существовать СПС как партия либеральная. Произошла адаптация СПС к данным условиям в данной стране. Идет поиск легкого пути: переориентация на патернализм, который привел к структурной перестройке электората. Вместо молодежи и студентов в нем оказались пенсионеры и крестьяне. Это новая потеря лица и имиджа. Сейчас был набор локальных ситуаций, где мимикрия удалась, но для такой мимикрии в общенациональном масштабе нужны такие деньги, которых нет даже у Чубайса.
Что касается бизнеса, то он занят созданием бизнес-фракций в любых партиях. Главное, чтобы нашлась партия, которую можно использовать для реализации своих бизнес-интересов – что несложно. Это не удивительно, так как экономический либерализм никем и не отрицается. Субъекта же политического либерализма в российской партийной системе нет.
Теперь по поводу думских выборов. Регионы стали похожи друг на друга, растет политическое однообразие, межрегиональные различия в результатах выборов стали очень небольшими. Из этого следует, что экстраполировать региональные результаты на думские можно. Но надо учесть, что выборы в Думу будут происходить в условиях более высокой явки. Придет, так сказать, «федеральный избиратель», более социально активный, более городской и самостоятельный. Это означает, что будут проблемы у «Единой России». Будет хорошо это или плохо для КПРФ – сказать сложно, но некоторый прирост прогнозировать можно, а потому интрига по поводу второго места сохраняется.
В пользу «Справедливой России» может сработать тот фактор, что у федерального избирателя (особенно в городах) есть интерес к новым партиям. Можно вспомнить ситуацию с голосованием за «Родину» в 2003 году, которая получила поддержку именно в городских центрах
Поскольку демократия у нас управляемая, существует общий межпартийный конфликт «большие против малых». Нет четкого ответа на вопрос, сколько вообще должно быть партий. Есть питерский сценарий, где «Единая Россия» чуть-чуть не дотянула до 50% и вынуждена создавать коалицию с ЛДПР. Другой сценарий – дагестанский, когда кому сколько надо, тому столько мандатов и выделяется. Многим достойным людям, правда, не хватило и пришлось опускать заградительный барьер. Но это уже другая крайность.
И последнее соображение: а насколько велика заинтересованность в присутствии в Думе ЛДПР? «Единая Россия» близка к тому, что ей с 40-45% может не хватить мандатов, чтобы получить абсолютное большинство. Чтобы хватило, нужно меньшее количество прошедших в Думу партий. К тому же надо учитывать, что сама ЛДПР начинает маневрировать, и большой вопрос, кому она больше подыгрывает – «Единой России» или «Справедливой России»? С другой стороны, если исходить из того допущения, что президент не заинтересован в том, чтобы «Единая Россия» стала абсолютно доминирующей партией, тогда он может быть заинтересован в том, чтобы ЛДПР все же прошла в Думу. Такого рода интриги из истории управляемой демократии остаются возможными.
О.Коюнов:
Раньше выборы оставляли еще и такую форму выражения протеста – заявления типа «А вот мы не пойдем на выборы». Теперь за время, оставшееся до думских выборов, населению объяснят, что не ходить на выборы – уже не есть способ воздействия. Избиратели пойдут и попробуют выразить протест по-другому. Как? За кого, по Вашему мнению, проголосует протестное население?
Р.Туровский:
У «Единой России» точно нет большого интереса разогревать явку, а силы всех остальных партий недостаточно, чтобы ее поднять. Многое здесь зависит от наличия интриги выборов. Она действительно есть, но слабенькая.
К вопросу о федеральном избирателе. Он будет в меньшей степени «единороссовским», да, но альтернативного ориентира у него нет. Будет предложен набор из «Справедливой России», КПРФ и ЛДПР. Избиратель его поделит. Я не ожидаю, что тут произойдут какие-то радикальные перемены.
В.Шейнис:
В начале своего выступления Вы сказали о двух половинках электората. Уточните, что имеется в виду – речь идет о голосующих избирателях или обо всех? Как это соотносится с фигурами «регионального» и «федерального» избирателя?
Р.Туровский:
Сначала я говорил о двух половинах, о том парадоксе, когда, с одной стороны, есть социально активный электорат, который не ходит на выборы, а с другой – социально пассивный, который как раз ходит, за социальными благами. Отсюда патернализм. Внутри голосующего электората существует свое деление надвое – за ЕР и за всех остальных.
В.Шейнис:
Вы считаете, что все те, кто не ходит, социально активны? Ведь есть большая группа сограждан, которая не ходит, потому что все это им до лампочки.
Р.Туровский:
Я представляю все это в категориях поляризации. 50/50 – не точные цифры, но ситуация такова, что эти полюса видны.
К.Труевцев:
В Вашей суммарной таблице по 14 регионам отсутствует СПС. По какой причине это произошло? И второй вопрос. Вы исключаете вариант, что место СПС займет другая либеральная партия, например, «Гражданская сила»?
Р.Туровский:
Я «обидел» СПС только потому, что он участвовала в выборах не во всех регионах. Что касается либеральной партии власти, то идея логичная, но и здесь ситуация упущена. Если признать таковой «Гражданскую силу», то слишком поздно она создается. Кроме того, «Гражданская сила» не похожа по своему формату на либеральную партию власти. Статус фигур, составляющей ее руководство, слишком низок. Если бы ее возглавил, скажем, Греф, то ее можно было бы признать либеральной партией власти. А Борщевский на это и не тянет, и не претендует.
А.Музыкантский:
Мне доклад показался слишком академическим. Мол, система отлажена, можно анализировать. А насколько само наше избирательное законодательство отлажено, чтобы можно было строить такие выводы?
Р.Туровский:
Упрек в академичности принят. Что касается вопроса – поскольку демократический транзит у нас то ли только начат, то ли уже свернут, поскольку партии создаются вроде бы по западным канонам, но выполняют совсем другие социальные функции, сложно сделать вывод, является ли данная ситуация прообразом той партийной системы, которая могла бы возникнуть в России.
Что касается перехода на пропорциональную систему. Это – в чистом виде управляемая демократия и одновременно грубая ошибка «Единой России», которая повелась за Кремлем и приняла решение себе же во вред. Россия тем самым попыталась опровергнуть законы политологии и доказать, что и в этом случае можно создать двухпартийную систему. Поэтому все сопровождается зачисткой поля. Это новый, чисто путинский эксперимент, который не приведет к созданию партийной системы. Гораздо интереснее могут быть выборы 2011 года, когда соотношение сил может довольно серьезно измениться.
В.Петухов:
Возвращаясь к табличке. Как считались в ней абсентеисты?
Р.Туровский:
Это – динамика доли от общего числа избирателей, сравнение результаты думских выборов 2003 года и региональных выборов 2007 года. Абсентеисты вводятся тут как тип электорального поведения. Они составляют неголосующую часть электората. Можно сказать, что это – рост неявки.
В.Рубанов:
Многие современные проблемы просто не могут быть решены нынешним государственным аппаратом. Так имеют ли нынешние выборы какое-то отношение к выбору достойных людей, готовых решать национальные задачи?
Р.Туровский:
У Сказанное Вами – действительно серьезная проблема, рекрутирование кадров происходит сейчас неправильным путем. Выигрывают выборы те, у кого больше денег и связей. Нынешняя система – даже не отражение расстановки сил в элитах, а отражение того, что общество не может сформулировать свои гражданские интересы и создавать партии снизу. Эти инструменты находятся в руках элит, которые преследуют собственные узкие, коммерческие интересы.
К.Труевцев:
Мне показалось, что анализ достаточно исчерпывающий. Что касается самого предмета в его нынешнем состоянии, то прямо напрашивается цитата из Фишера – о скучных людях, которые играют в скучные шахматы в скучной стране. Так что – несколько комментариев.
Во-первых, интрига номер один – тенденция к исчезновению доминирующей партии. Вро-вторых, «Справедливая Россия» вышла на паритет с КПРФ. Это тоже может быть интригой, потому что может спровоцировать усиление конкуренции на этом фланге. В-третьих, эти выборы в Думу станут первыми, на которых не будет ни одной не конформистской партии – отчасти за исключением КПРФ. В-четвертых – относительно СПС. Да, есть провалы. Но там, где их нет, показатели стабильно выше семипроцентного барьера. Не говорит ли это о том, что мобилизационные возможности правых недооцениваются?
В.Лысенко:
Мы вступили в пору зрелости патерналистского режима, который ничего не боится, который создал себе игрушечную партийную систему. Кто не играет по правилам, тот в выборах не участвует. Сегодня побеждает не тот, чей избиратель приходит на выборы, и даже не тот, кто считает голоса, а тот, кто собирает партийные списки и решает, кто проходит. Называть это выборами я не могу.
Мы тут спорим о «Единой России» и «Справедливой России». Недавно прошли, после долгой паузы, «Гражданские дебаты, на которых три часа обсуждали только один вопрос: зачем создали «Справедливую Россию»? И говорили о том, как бы оставить только одну правящую партию.
Эти «нанайские мальчики» равно созданы Кремлем, их лидеры равно обожают президента, не имеют идеологии и реального доступа к власти и не отвечают за действия власти. Сегодня в стране один партийный лидер – Сурков. Он всех милует и карает.
Мне просто по-человечески жаль губернаторов, которые много хорошего делали в 1990-е годы. Во что они превратились теперь? Оппозиция отправлена в загон. Закрыта Республиканская партия, которую я создавал 17 лет назад. Причина в том, что жесткая критика со стороны Рыжкова постоянно раздражала Кремль. Мы будем судиться в следующей инстанции, но шансов нет. Владимир Рыжков сейчас ждет в Страсбурге результатов по нашему иску. Если так будет создан хоть один прецедент, это станет ударом по системе.
Теперь будет расти радикальная оппозиция. «Другая Россия» будет тем больше укрепляться, чем большего маразма будет достигать существующая политическая система.
А.Кузьмин:
Во-первых, понятно, что при тотальном отсутствии публичной политики…
С.Каспэ:
Простите, а здесь у нас что?
А.Кузьмин:
Все присутствующие здесь являются представителями элит, хотят они этого или нет! Любая попытка говорить здесь от имени избирателей – ложное позиционирование. Те, кто анализирует политику на кухне, ее на самом деле не анализируют. Посмотрите на количество стальных дверей в своем подъезде. Социальное пространство вашего подъезда определяется наличием космоса внутри квартиры и хаоса вне ее. Вне квартиры космоса нет.
Здесь раздавался последний опрос Левада-центра. Вопрос: ждете ли вы перемен к лучшему от декабрьских выборов? Да – 30, нет – 63. Значит, 63% граждан считают, что выборы на фиг не нужны. Они если и будут участвовать в них, то вопреки своей же собственной рациональности.
Народонаселение этой страны и власти этой страны живут на одной территории, но в разных пространствах. Коммуникация между ними необходимой не является, легитимация власти предусматривается какой-то дурацкой Конституцией, которой все-таки приходится следовать.
Утверждение, что партия «Справедливая Россия» является кремлевским гомункулусом, мне представляется противоестественным, потому что там нет ни одного федерального политика, разве что Миронова. Но он ни в каком принятии решений ни в какой ипостаси не участвует. Равно как и обе палаты Федерального Собрания не играют и не играли никакой роли с 1993 года. И не хотели – надо отдать должное присутствующим здесь экс-депутатам. Полностью безответственное правительство – результат Закона о правительстве, принятого якобы глубоко оппозиционной Думой.
Избирателю все это не нужно. Кремлю не очень нужны и выборы в парламент. Мы видели как бы оппозиционные парламенты – но они были абсолютно ручными с точки зрения власти. Дума 1995-1999 гг., с ее доминированием фракции КПРФ, существенной ролью «Яблока» и полным отсутствием представительства партии власти, замечательно принимала все законы, которые были нужны правительству Черномырдина и даже голосовала за Кириенко.
Административный ресурс легко делится – по географическому принципу. Готов утверждать, что в Туле результаты «Единой России» будут далеко не таковы, какие она бы хотела. А в Краснодарском крае, напротив, будут превосходить любые светлые мечты.
Мы останемся в условиях пропорциональной системы по крайней мере еще на один электоральный цикл, и эта система сама по себе будет поддерживать достаточное партийное дробление. Закон о партиях versus Закон о выборах будут порождать совершенно фантастические химероиды.
Г.Чижов:
Выборы 11 марта не только поставили все интригующие вопросы, но и дали все возможные варианты ответов на них.
По «Единой России» вопрос понятен: наберет ли она простое большинство, которое достигается при результате в 45%, или нет? Мы пока не знаем, принято ли на самом верху решение, должна ли «Единая Россия» получить большинство. Скорее должна, чтобы подстраховать Кремль от неприятностей.
«Справедливая Россия». Регионы делятся на две половины. В одних она набрала меньше 10% голосов. Это произошло там, где партия еще не состоялась. В этих регионах не произошло раскола элит (кое-где они сдерживались искусственно, как, например, в Томске). В регионах этой группы власть достаточно щедро делилась административным ресурсом, но в итоге результат составил 8-9%.
В другой группе регионов «Справедливая Россия» включила в свой состав фигуры, выпавшие из «Единой России». Там администрации «эсерам» не помогали, наоборот, ограничивали их, но результаты оказались лучше, чем в тепличных условиях. Результат в 15% достигнут за счет усреднения абсолютно разных по сути результатов.
В случае раскола элит «Справедливая Россия» может зажить собственной жизнью, хотя изначально мальчик действительно задумывался как нанайский. Возможно, что в отношении «Справедливой России» делаются какие-то оргвыводы. Мы увидим это по тому, как все завершится в еще нескольких регионах. В Туве, по-видимому, заканчивается ничьей. Президент предлагает кандидата-единоросса, но приемлемого для «Справедливой России». На Ставрополье тоже ничья, потому что Черногоров не устраивает ни тех, ни других. Интересны результаты в Красноярском крае – будет там у «Справедливой России» 15% или 20%? Это и обозначит тот электоральный потолок, на который партия сможет рассчитывать в декабре.
У коммунистов результаты на последних выборах постоянно ухудшались, была даже паника в ЦК. Но им удалось этот тренд переломить. Теперь нет сомнений, что в декабре у них все получится.
ЛДПР улучшила результаты по сравнению с осенью. Ростислав Феликсович предполагал, что в интересах партии власти ЛДПР могут лишить проходного барьера. Вряд ли теперь на это пойдут. Во-первых, ЛДПР – удобный ресурс недостающих голосов. Во вторых, опустить их ниже 7% будет теперь трудно.
Об СПС все сказал Владислав Сурков. Он сказал, что будущее этой партии зависит от того, смогут ли они найти новые подходы. Перед этим он посетовал, что СПС выступал скорее на левом фланге. Подтверждением его слов стали скандальные результаты, когда в трех регионах партия получила больше 6,9% но все равно не преодолела барьер.
Остаются варианты, но структуру будущей Думы мы представить можем.
М.Виноградов:
Сегодня важно, не как голосуют и не как считают, а как интерпретируют итоги выборов. Пытались все, но через неделю выдохлись. «Справедливая Россия» продать выборы как свой успех не смогла, ЛДПР получила скальп Вешнякова и кусочек его кресла, а «Единая Россия» сумела навязать свою интерпретацию итогов выборов, которая и стала доминирующей. Итоги вполне удовлетворительны и для «Единой России», и для существующей власти. Такой сценарий всех устроит, если в декабре даст такие же результаты. «Справедливая Россия» показала, что ее потолок – 15-20%, и на большее рассчитывать она не может. Стало ясно, что пятая партия власти не нужна, и СПС шансов не имеет. Все это «Единая Россия» показала, и «Справедливая Россия» предъявить какие-то свои успехи уже не сможет. Вероятно, нас ждут консервативные выборы. Всех это устраивает, в том числе и всю большую четверку партий.
Н.Шатина:
Мы все время произносим термин «элита», которая за всем стоит и решает, какие проценты кому дать. Я вот в этом году была на выборах в Сибири. Там выступал депутат Госдумы по этому региону, который прямо заявил, что выборы – этот система договоренностей. Все результаты были названы сразу. После чего вся работа сводилась к изображению конского топота. Наибольшую активность проявила «Справедливая Россия». Никак не проявила КПРФ, которая тем не менее получила приличный процент.
Есть вопрос, который здесь еще не обсуждался. Может ли в принципе что-то, помимо воли элит, вмешаться в электоральный процесс? Рабочий вопрос? Независимые профсоюзы? Повлияет ли этот фактор?
В.Шейнис:
Прогнозы по выборам в Госдуму, которыми мы тут занимаемся, наверное, справедливы, хотя я бы скорее сравнивал региональные выборы – с региональными. Но это все частности. Это в значительной мере игра в бисер. Потенциал протеста накапливается в традиционалистских слоях. И если он выплеснется, то элитам мало не покажется.
При данном положении дел, при нынешних ценах на нефть все так и будет. И не так существенно, каким образом разводятся голоса. Я во многом не согласен с тем, о чем говорил Кузьмин, но сейчас парламент действительно выведен за рамки процесса принятия политических решений. Но если произойдут изменения в экономической ситуации или другой кризис, все наши прогнозы полетят в тартарары. Гораздо интересней представить нарушение существующего равновесия.
По «Справедливой России». Не согласен, что идет борьба «нанайских мальчиков». Это действительно так выглядит и будет так выглядеть, если сохранится сегодняшняя социальная ситуация. А если нет? Разъединение партии кремлевской власти на две части содержит определенные возможности для реализации сценария раскола элит. Серьезного раскола элит пока нет. Но если он все-таки произойдет, эти структуры могут оказаться существенным фактором нестабильности.
Как единственный здесь представитель «Яблока» хочу сказать, что нашу партию хоронят рано. Выборы были действительно для нас неблагоприятными, но «Яблоко» делало ставку только на два региона. Известно, что произошло в Петербурге. А в Московской области была учинена провокация, которая взрывает потенциальное объединение двух крупных демократических партий.
Если в Страсбурге все же осудят дела заплечных дел мастеров против партий или предпринимателей, это ослабит политическое давление. И демократическая оппозиция в этом случае не обязательно будет устранена с политического поля.
В.Петухов:
Мы присутствуем при ярком проявлении фундаментального противоречия, которое возникло в последние годы. Противоречие между вступлением в жизнь молодежи, ростом среднего класса, динамичным развитием общества – и тем, что политическую жизнь начинают определять жители малых городов старшего возраста. Явка молодежи на выборы не превышает 20-25%. От выборов самоустраняется активная часть населения.
Люди не понимают, зачем ходить на выборы. На простой вопрос «Почему вы голосуете?» можно получить самые разные ответы. Но мало кому приходит ответ «Чтобы оказать поддержку политической партии». Так отвечает меньшинство. Мы ушли от лоялистской системы и не можем перейти к рациональной.
Но нет худа без добра. Растет общественная активность. Люди начинают заниматься общественной деятельностью, которая когда-то может перерасти и в политическую активность.
В.Рубанов:
Являются ли выборы самоцелью? Я так не считаю. Выборы должны быть инструментом решения существующих проблем. Поэтому общество и выходит из игры которая ему неинтересна.
Здесь звучала мысль, что может что-то произойти, и status quo изменится. Мне кажется, что это более чем вероятно. В ужасном положении находится инфраструктура. Мы теряем мировые рынки, прежде всего рынки вооружений. Говорим о мигрантах, которые могут махать кайлом, а молодежь продолжает уезжать из страны. Эти факторы власть начинают волновать. Вопрос не в том, будет ли у «Единой России» на 1% голосов больше или меньше. Вопрос в том, сможет ли она оказать эффективную поддержку руководству страны. Я в этом не уверен и во всех выстроенных конструкциях не вижу смысла. Выборы нужны для того, чтобы найти опору эффективной политике.
В.Тамбовцев:
Я выступлю как экономист. Зачем люди ходят голосовать? 7-8 лет назад в одном журнале была опубликована статья двух экономистов из Израиля, которые попытались дать ответ на этот вопрос. Они спросили, зачем людям голосовать, если тем самым осуществляются инвестиции в процесс, результат которого в ничтожной степени от действий голосующего. Они выдвинули ту гипотезу, что выборы надо рассматривать не как процесс инвестирования, а как процесс потребления. Отсюда следует, что чем выше наблюдаемый уровень политической конкуренции, тем больше участие в выборах. Так что загадки здесь не существует – люди участвуют в выборах ровно постольку, поскольку это им интересно.
Р.Туровский:
Финальное слово с попыткой выйти на долгосрочную перспективу.
Если стадийно рассматривать процесс развития нашей партийной системы, то сначала наблюдалась посткоммунистическая стадия. Либеральные реформы шли против советского консерватизма, но подавляющее большинство населения не определилось по поводу этой поляризации. Такая система трансформировалась в элитарно-клиентелистскую. Наверх вышли те, кто был ориентирован на не определившихся в момент реформы. Однако в этой системе не состоялась доминирующая партия и, судя по всему, уже не состоится.
Из этого следует, что после 2007 года, возможно, начнется новый этап – со смешанной системой. Четыре года структурирования партийного поля, где будет больше полутонов, где ключевые роли будут играть янусы и кентавры.
В отличие от ситуации при Путине, коалиционность будет важнее, чем доминирование. Будет больше полицентризма, большая роль будет у парламента.
Если сравнивать российский транзит с процессами в Восточной Европе, то можно сказать, что мы идем медленным и очень кривым путем, но по похожей траектории. Возможно возникновение противостояния «партий элит» против «партий идей», порожденных самоорганизацией общества, которое пусть медленно, но происходит.
Я вижу ту проблему, что деградация целиком устраивает партию власти, потому что она является фундаментом для стабильности созданной ею политической системы. От деградирующего населения можно ожидать только бунта, который то ли будет, то ли нет.
Слабая тенденция к самоорганизации может развиваться по классическому сценарию. Самоорганизация наемных работников приведет к появлению левого движения. Бытовой национализм может привести к появлению мощной националистической силы. Самоорганизация малого бизнеса может привести к появлению либеральной партии, хотя это невозможно без встречного движения сверху.
Впереди что-то гибридное, причем вряд ли нас ждет появление единой партии элит.
В российском историческом времени все только начинается. Глубинные процессы страшно медленные, а выборы – это нечто более ситуативное, конъюнктурное.
Мой оптимистический вывод заключается в том, что все только начинается.
С.Каспэ:
Хотел бы дважды призвать к осторожности. Во-первых, я бы осторожнее разбрасывался такими прекрасными терминами, как «химероиды», спасибо за него Алексею Сергеевичу. На одном из недавних семинаров мы уже говорили о Големах, которые в мире политики всегда оживают. Мы помним, что в 1999 г. Путина тоже единодушно квалифицировали как медийный фантом. И что?
Во-вторых, я бы осторожнее говорил о «консервативных», «инерционных» сценариях. Вы знаете, я очень хорошо помню заседание нашего семинара в мае 1999 года, когда тоже ведь обсуждали перспективы думских выборов. Май 1999 года, помните? Некоторые из вас на том семинаре присутствовали. И я прекрасно помню этот дружный хор элиты экспертного сообщества: все ясно, все очевидно, триумф ОВР неизбежен… Один достойнейший эксперт, и тогда, и сейчас входящий в любые топы, причем по полному праву, утверждал, что может спрогнозировать результаты парламентских выборов с точностью до 5%, а через месяц сможет сделать то же самое с выборами президентскими. Только один человек тогда встал и спросил: «А почему, собственно, вы так уверены, что ничего не изменится, что состав карт, выложенных на стол, останется прежним?». Натурально, его осмеяли и оплевали. Здесь, конечно, важен тот небольшой нюанс, что это был Глеб Павловский. Но это мог бы быть и не Павловский, вот в чем штука! Вне зависимости от персоналий – все, что мы знаем о природе человека и общества, говорит нам, что такие вероятности нельзя считать нулевыми.
Мораль проста, как фильм «Терминатор», лейтмотивом которого эта фраза, собственно, и является: будущее не предопределено.