Политическая экономия кризиса: пролегомены (26 марта 2009)

Главная страница ~ Семинар "Полития" ~ Политическая экономия кризиса: пролегомены (26 марта 2009)

- кризис – циклический или цивилизационный?

- причины и поводы кризиса: "экономика ожиданий" и политические "спусковые крючки";

- становится ли социально-экономический кризис политическим – когда, почему и как?

- основные сценарии развития кризиса и выхода из него –

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. Семинар открылся докладом председателя Научно-экспертного совета Общероссийского Фонда «Национальные перспективы» А.С.Кузьмина. Мы публикуем также – в качестве дополнительного бонуса – размышления постоянного участника нашего семинара Ю.Н.Благовещенского (фонд ИНДЕМ), навеянные ходом дискуссии.

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

А.Кузьмин:

Хотя в последнее время про кризис говорится очень много, об этом явлении не удается задавать правильные вопросы. Это признают в том числе и ведущие экономисты. Не лучше и состояние политической науки, которая также не справляется с этой проблемой. Состояние исторической науки выглядит чуть веселее, а потому здесь встречаются теоретические модели, которые можно рассматривать как минимально вменяемые.

Для начала надо определиться, какой это кризис. Когда говорят, что кризис финансовый, то надо добавлять, что он еще и экономический. Когда говорят, что экономический, то надо отмечать, что он еще и социально-экономический.

Что такое кризис? Зачастую под этим словом подразумеваются некие краткосрочные явления. По Марксу, кризисы происходят раз примерно в 13 лет и не приводят к серьезным изменениям в окружающей среде. Получается что-то наподобие ежегодной простуды, которой болеет каждый нормальный человек.

Однако бывают и полноценные кризисы. Нередко, кстати, таким кризисом называют Великую депрессию, которая якобы продолжалась с 1929 по 1935 год. А на самом деле речь должна идти о временном отрезке с 1878 по 1993 годы.

Полноценные кризисы повторяются каждые 50 лет, начиная с XVIII столетия. Два из них завершились мировыми войнами, еще один распадом социалистической системой – "геополитической катастрофой".

Существует и теория длинных циклов. Когда мы говорим о циклах, то зачастую думаем, что речь идет о явлениях, развивающихся по кругу. Однако, в соответствии с этой теорией, существует линейная ось прогресса, на которую накладываются кризисы, не мешающие поступательному движению по оси.

Кризисом, из которого мы вошли в Новое время, стала Тридцатилетняя война. Ее хватило для выхода из кризиса, который продолжался в XIV-XVI веках.

Был еще кризис, начавшийся во II-III веках до н.э. и продолжавшийся вплоть до VI-VIII веков н.э. Что-то похожее происходило и в XII веке до н.э., когда одновременно куда-то делась критомикенская культура, рухнули Вавилон и Древний Египет…

Замечу, что разговоры об исчерпанности идеи и практики прогресса начались еше в Римском клубе. Лучше с тех пор не стало.

Теперь о кризисах имени товарища Кондратьева. К чему они приводят? К тому, что примерно через 12-15 лет, на выходе из большого кризиса, у кого-то возникает ощущение, что он может получить преимущество. Иногда начинаются войны средних размеров. Например, франко-прусская война не переросла в нечто большее лишь потому, что никто не успел к ней присоединиться. В противном случае она могла перерасти в войну всеобщую.

Лет через 12 и нам стоит ждать геополитической катастрофы, и нам надо соответственно себя вести. И это оптимистическая оценка. Если окажется, что сейчас конец так называемого длинного века, то кризис может растянуться не на 5-10 лет, а на несколько десятилетий. И тогда надо готовиться к тому, что наше поколение так и умрет при кризисе, а наши дети будут при нем жить.

Теперь о сути нынешнего кризиса. По мере своей эволюции идея прогресса породила развернутую систему кредита. Занять можно только у будущего, причем у такого будущего, которое лучше настоящего. Когда же концепция прогресса оказывается под угрозой, то приходится занимать все больше и больше уже у самого себя. В итоге начинает строиться пирамида доверия, которая в определенный момент может обвалиться. Если это происходит, то начинают играть роль политические факторы. При наличии политической воли можно элементарно пригрозить: "Не дадите в долг – разбомбим". До поры до времени это может быть убедительно; но только до поры. И вот в августе одно любимое животное США получило по голове. Более того, никто не спрашивал у американцев, как выходить из этой ситуации. Вместо этого выбежала какая-то французская дипломатия, а кроме нее никого как бы и не нашлось.

Выяснилось, что одно дело – когда американцы доминировали в мире, контролируя 40% мирового производства и 50% мировой торговли. Совсем другое дело сегодня, когда у них жалкие 13% мировой торговли и 9% мирового производства. Чем они лучше Иванова, Петрова и Сидорова? Ракеты у них есть? Но они не могут их применить. А значит, пирамида доверия рушится. Впрочем, и слава Богу.

Каковы могут быть последствия кризиса и выходы из него?

Если по Марксу, то ничего делать не нужно – надо просто избегать осложнений, но не более того.

Если речь идет о кондратьевском цикле, то нечто похожее на рецептуру предложено Кейнсом. Однако если речь идет о кризисе перепроизводства, то рецепт, состоящий в разгоне спроса, обернется тушением пожара керосином.

Интересно было бы обсудить сюжеты, связанные с книгой Джованни Арриги "Адам Смит в Пекине", где автор пытается всех нас убедить, что после упадка Запада следующим мировым центром станет Китай, причем глубоко и искренне в это верит. Я попробовал поработать с моделью Арриги, но у меня основными претендентами на статус будущего центра получился не Китай, а ОАЭ и Катар. Скорее мы получим не китайский мир, а исламский. Тем более что исламский мир умудрился создать институты, позволяющие избегать некоторых особо выразительных проблем, с которыми сталкивается сейчас Запад.

В.Сергеев:

Я не совсем согласен с тем, что говорил Алексей Сергеевич. Проблема на самом деле состоит в том, что когда мы говорим о кризисе, желательно иметь критерии того, что мы называем кризисом. Если посмотреть на XX век, то это ведь один сплошной кризис, а если мы начинаем смотреть вглубь, то видим еще более красивую картину. IX-X века – сплошной кризис. XI век – голод, а потом и крестовые походы. XII век – кризис Церкви и ереси. Ну и так далее. Получается, что никакого выхода из кризиса нет.

Откуда мы смотрим на кризис и что мы видим?

Мы сразу должны учесть, что общество неоднородно. То, что является кризисом для элиты, не обязательно является кризисом для масс и наоборот.

Поскольку мы можем говорить о достаточно больших образованиях (Рим, Средиземноморье), есть возможность наблюдать за тем, что происходит с восприятием мира в их рамках. Если мы видим, что возникает кризис восприятия человека, социума, то можно говорить о достаточно серьезном кризисе большого масштаба. Если мы видим, что у нас возник кризис перепроизводства, то тут тоже все понятно.

С кондратьевскими циклами ничего неясно, потому что никто не знает, что это такое. Насчет циклов Арриги. Это, конечно, красивая теоретическая модель, но обладающая рядом недостатков. Скажем, нельзя объединять в рамках одной теории переход роли финансового центра от Генуи к Испании – и от Нидерландов к Великобритании.

На мой взгляд, если говорить о большом кризисе, то критериями его диагностирования могут быть только изменения фундаментальных представлений о том, что такое человек и что такое социум. На мой взгляд, в районе 1968 года имело место начало антропологического кризиса, который сейчас входит в новую фазу.

Ю.Благовещенский:

Было сказано, у США было больше 50% производства от общемирового. Речь идет о финансах, интеллектуальном продукте – о чем?

А.Кузьмин:

Речь идет о ситуации 1960 года, когда все остальные еще не до конца вылезли из послевоенных неприятностей, а англичане много потеряли от распада империи. Прибавим к этому огромные потери Китая и Японии. На этом фоне американская экономика была чудовищно огромной.

И.Дискин:

Можно ли дать какие-то эмпирические референции к тем заявлениям, что экономисты ничего не объясняют, а потому надо обращаться к историософским конструкциям?

А.Кузьмин:

Речь идет о материалах, опубликованных преимущественно в интернете за последние полтора месяца. На двух профессиональных англоязычных сайтах велась дискуссия, начатую нобелевским лауреатом Кругманом. В ней приняли участие еще пять нобелевских лауреатов разных лет, и все они дружно заявили, что экономическая наука сейчас не способна не только давать ответы, но и правильно ставить вопросы.

А.Медушевский:

Вкладываете ли Вы оценочный смысл в понятие кризис? Есть ведь такая точка зрения, что кризис – нормальное явление и необязательно негативное. И если Вам понятен механизм кризиса, то как Вы видите выход из него?

А.Кузьмин:

Кризис всегда очень позитивен для потомков и омерзителен для тех, кто живет во время него. В долгосрочной перспективе это безусловно необходимо. В краткосрочной я согласен с китайцами, которые самым страшным проклятием считают пожелание жить в эпоху перемен.

Что и как может происходить содержательно? Это зависит от того, с каким кризисом мы имеем дело. Что, если это длинный век Арриги? В соответствии с его теорией получается, что все пойдет само собой, а нам остается сидеть-курить.

Если речь идет о большом цивилизационном кризисе, то выход может быть связан с кардинальным пересмотром всех оснований социального бытия и социальной интеграции. Тогда весьма полезной может оказаться моя статья 1999 года: "Глобализация как высшая стадия империализма: к проблеме рефлексии описания Pax Romana парфянскими книжниками"

Может возникнуть чудовищная идея, что мы настолько хорошо умеем манипулировать массовыми мозгами, что из кризиса можно вылезти при помощи чего-то вроде имперского культа. Боюсь, что такой сценарий затянет наши неприятности на еще большее время.

Ф.Шелов-Коведяев:

Если всерьез считать, что кризис обладает системным характером, то можно говорить о том, что это культурный кризис, поскольку культура и есть система. Если это кризис системный, то им оказываются подорваны все несущие конструкции.

Обсуждается кризис определенного экономического поведения. Правильнее называть это кризисом экономики искусственного стимулирования потребления.

В ходе кризиса выяснилось, что экономика не является наукой в современном понимании слова. Она умеет описывать то, что видит, однако не умеет понимать, что из этого последует и когда.

Есть глубокое заблуждение насчет развитого теоретического аппарата экономической науки. Это заблуждение, поскольку разработанные математические схемы просто не имеют никакого отношения к реальности.

Окажется ли способен ли капитализм к интенсивному развитию? Ведь на самом деле он пока развивался только экстенсивно, все более и более расширяя сферу своего влияния. Сейчас капитализм дошел до естественных границ – возможности освоения им новых пространств исчерпаны.

Если капитализм окажется неспособен к интенсивному росту, то альтернативой ему станет социализм с нечеловеческим лицом или ядерный конфликт с последующим падением человечества на совсем другую степень развития.

Также возможна смена цивилизационного цикла, которая вернет нас в XVII век, когда технологическим лидером был Восток, а не Запад. Можно вспомнить, что турки были более развиты в технологическом плане, чем Запад, еще во время осады Вены. Именно с Востока тогда приходили технологические новинки.

Я.Паппэ:

Коллеги, а что, собственно, произошло? Что такого вы заметили в экономике? Вы заметили один или два квартала падения ВВП в Европе и США. И этом при том, что годовая динамика положительная и там, и там.

Вы заметили крах мировых финансов? Рухнули два наименее крупных банка из большой шестерки международных банков. У остальных были трудности, но они выкрутились. Кто-то был куплен, кто-то изменил статус. А что, за последние два века вовсе не было слияний и поглощений?

Вы заметили, конечно, ужасные прогнозы? Минус 2,1% по Западной Европе, минус 2,6 % в США. А разве в любой другой циклический кризис были другие цифры?

Темпы роста экономики КНР упадут с 8-10 до 5-7%. Кто-то сказал, что для Китая это большая проблема. А кто это сказал и, главное, чем доказал?

Цена на нефть упала в три раза. А разве не было таких же падений в конце 1990-х? Падение с $30 до $11 – разве не то же самое?

Практикуется сравнение данного кризиса с Великой депрессией 1929-33 годов. А кто сказал, что этот кризис не похож, например, на кризис 1973-75 годов? Мы ведь его все видели, так что, может быть, стоит к его опыту и обратиться? Тогда тоже рассказывали много ужасных сказок.

А закончу я прогнозом. В конце 2009 года наиболее внимательными наблюдателями будет замечен подъем мировой экономики. В середине 2010 года он будет зафиксирован официальной статистикой всех стран. И вот именно тогда будет интересно обсудить, какие основания были говорить про смену систем, кризис длинного века и так далее.

Ю.Благовещенский:

По поводу определения слова "кризис". Какие характеристики должны выйти за пределы допустимых значений, чтобы можно было говорить о кризисе? Мне этого никто не смог объяснить.

Летом 2004 года на конференции в Цахкадзоре я чисто математическими инструментами спрогнозировал кризис финансовых инструментов, кризис дутых денег. Это – новое явление, и действительно нет моделей описания того, что сейчас происходит.

Я согласен, что это кризис культуры, У человечества возник вопрос, куда идти.

Это и гуманитарный кризис, на который накладывается всемирная паутина удаленного контакта, удаленного восприятия мира.

И.Дискин:

С моей точки зрения, существуют два разных кризиса. Первый связан с экономикой, а второй кризис связан со статусом глобальных элит, которые чувствуют, что теряют этот самый статус и потому соревнуются в апокалиптических прогнозах.

Резко падают показатели доверия к финансовой и социальной системе. Нельзя сказать, что экономическая наука с этим не работала. Есть теории, которые все это объясняют.

На мой взгляд, налицо даже не два, а четыре сошедшихся по времени кризиса.

1. Кризис глобализации. Универсальные образцы институтов, хорошо работающие на глобальном уровне, начали интегрироваться в локальные системы, натолкнулись на определенный социокультурный контекст, в результате чего начали разлагаться. Отсюда судебные приговоры менеджерам Siemens и многие подобные истории. Это известный кризис, с которым сейчас борются профессионалы. Одновременно идет имплементация глобальных норм в национальные экономики и корректировка глобальных норм.

2. Кризис кондратьевских волн. Действительно, предыдущие волны затрагивали узкие сегменты рынка, которые не обеспечивали достаточный объем спроса, а потому быстро затухали. Однако могут явиться новые технологии, охватывающие другие объемы спроса и способные задать другую структуру экономики. Так, сейчас на глазах рождаются две фундаментальные технологии, которые будут определять облик мира в ближайшие 30 лет: крупные сдвиги в энергетике (использование традиционных источников топлива на новой базе) а также технологии резкого увеличения продолжительности жизни. Все здесь присутствующие заплатят любые деньги за то, чтобы жить 130 лет, спрос гарантирован! Правда это все равно будет далеко не всем по карману – раскол и фундаментальный кризис типа описанных у Уэллса и Ефремова неминуем. Но это уже другая история.

3. Кризис американской экономики. Он связан с тем, что в США снизилась роль регуляторов, разрушились сдерживающие механизмы. В этом случае тоже все понимают, что делать.

4. Обычный циклический кризис, который чисто случайно совпал с тремя другими кризисами.

Получаются четыре разные проблемы, которые никак не затрагивают основы цивилизации.

Целый ряд людей – руководство Социнтерна, руководство консерваторов – говорят сейчас о том, какими должны быть социальные институты, способные восстановить внутренние скрепы капитализма.

Кризис возникает, когда атака идет извне, когда варвары осаждают цивилизацию. Если внутри есть люди, способные рефлексировать и откликаться на этические вызовы, то нет никакого цивилизационного кризиса.

И еще. Господа, посмотрите на февральские данные по американской экономике. Если бы это был кризис перепроизводства спроса, не откликнулся бы объем реализации жилых домов на финансовые инструменты борьбы с кризисными явлениями.

Думаю, что лето 2010 года даст ответ на многие поставленные сегодня вопросы.

Ф.Шелов-Коведяев:

Иосиф, ты сам говоришь, что есть кризис этических оснований. Но ведь именно этика находится в центре культуры. Рефлексии в Риме было полно, а уж сколько ее было в Византии…

Вы с Паппэ демонстрируете узкотехнологичный подход к проблеме, тогда как описываете Вы на самом деле очень широкие и масштабные изменения. Возникает колоссальный разрыв между точной диагностикой и совершенно неверными выводами.

И.Дискин:

Тут не было услышано ключевое слово. Рефлексия в данном случае поддерживается массовыми переживаниями людей. В Риме этого не было.

А.Медушевский:

Поддержу ту часть аудитории, которая выступает против алармистских призывов. Думаю, что необходим новый подход. Необходимо разделить сам кризис и его восприятие обществом.

В мире оказалось много людей, которым нынешний кризис оказался выгоден. Кризис оказался удобной формулой, позволяющей списать как ошибки в политике, так и упущения в социальной сфере.

Важно разделить анализ кризиса как такового и анализ кризиса как фантома, который присутствует в сознании. Те, кто рассматривает кризис как эпохальное явление, поневоле работают на те силы, пытающиеся использовать кризис в своих интересах.

Тут говорят, что не работают социология и экономика. Однако других инструментов нет. Если мы отказываемся видеть в экономике науку, получается, что основание нашего анализа где-то на уровне чувств.

Модель циклов Кондратьева может быть положена в основу, но рассматривать ее надо в контексте феномена глобализации, феномена информатизации, политических изменений. Современная система во многом сходна с той, которая существовала при переходе от традиционного общества к индустриальному. Работает модель Токвиля, в соответствии с которой движение к демократии неизбежно, но сама демократия порождает кризис. Концепция прав человека, возникшая в эпоху Просвещения, оказалась мировой парадигмой. А другие народы мира справедливо требуют распространения этой концепции на себя – и тем самым подрывают основы устоявшегося мира. Возникает ситуация нелиберальной демократии, когда многие государства заимствуют западные ценности, но не способны их реализовать. Отсюда политика двойных стандартов, и здесь можно приводить сравнение с Римской империей, осаждаемой варварами. На мой взгляд, победить должна цивилизация в лице ее лучших представителей. Если же произойдет цивилизационный срыв, это будет откат в XVII век.

Я призываю не драматизировать ситуацию и не говорить об антропологическом кризисе.

Закончу тезисом К.Поппера, который говорил, что марксизм ошибался, пытаясь на основании истории проектировать будущее. Если какие-то вещи происходили в истории, почему мы должны считать, что они будут происходить в будущем?

С.Пистрякова:

А как в рамках предложенной повестки дня выглядит задача модернизации? Ведь совсем немного времени прошло с тех пор, как неомодернисты стали праздновать победу над постмодернистами. Мол, последний вагон модернизации ушел и в него уже не попасть. Однако на самом деле нет регионов и стран, которые остались навеки отставшими, все еще возможно

Возникла дискуссия относительно глобальных процессов, в которой преобладают алармистские тенденций. Но ведь существует и парадигма глокализация, учитывающая своеобразие регионов.

Мы сейчас находимся на пересечении нескольких противоречивых процессов. Если 20 лет назад говорилось о том, что традиции несут негативное начало, то последние 10 лет, наоборот, напирали на их позитивные стороны. И сколько еще раз качнется маятник?

А.Музыкантский:

Возникает вопрос, есть кризис или нет кризиса. Представим, что цифры были бы еще меньше, рухнул бы всего один банк, а нефть упала бы не в три раза, а на треть. Но если бы все газеты, телеканалы и политологи начали обсуждать слово "кризис", это означало бы, что он все-таки есть. А происходит это потому, что мы живем в информационном обществе. Что у людей в головах, то есть и на самом деле.

Сто лет назад был сформулирован тот принцип, что новый текст возникает непосредственно из старого, минуя референта. Когда исключение референта достигло финансового обмена, пузыри и полопались. А начали возникать эти пузыри 100 лет назад.

Тут высказывалась мысль, или надежда, на то, что капитализм достиг пределов роста. А я вот видел сюжет по телевидению о показе мод в Дели. Все как в Милане, но одежды чуть-чуть местные и девушки совсем местные. Там ведь впереди непочатый край работы. Пока миллиард женщин заставишь менять каждый сезон менять по четыре платья и покупать разные помады, пройдет много времени. Резервы у капиталистического общества еще есть.

Н.Беляева:

Хочу затронуть тему кризиса как политического феномена. Мы видели, как феномен терроризма стал оправданием для ограничения прав человека. А кризис используют как повод для изменений, далеких от интересов человечества. Как и на войну, все действительно возможно списать на кризис.

Смена правительств и режимов может приблизить экономические институты к интересам общества. А может получится так, что политики используют феномен кризиса для решения своих задач. Возникает ключевой вопрос: будут ли использовать кризис элиты для списания каких-то проблем, или некие политические силы, способные приводить состояние институтов в соответствие с интересами общества?

А.Кузьмин:

Замечу, что пока новое общество не наступало никак иначе, кроме как через кризис. И сейчас разрушаются основы социальной интеграции, отвечавшие потребностям индустриального общества, происходит падение доверия, изменение механизмов социальной интеграции. Вот и будет нам новое общество…

В социальной реальности нет ничего, кроме того, что у людей есть в головах. Если у меня есть 200 рублей, и я думаю, что мне их не хватит, я пребываю в состоянии депривации. А если у меня в кармане 100 рублей и я понимаю, что мне их хватит, я радостно и счастливо живу.

Дискурс кризиса стал доминирующим в обществе, хотя у нас о нем говорят в два раза меньше чем на Западе. Про кризис не говорит только Иран.

Я надеюсь, что Яков Паппэ прав, что кризис действительно существует лишь в головах. Я буду этому только рад, потому что мне жить при кризисе надоело. И зарабатывать на кризисе я не хочу.

Я не отказываюсь от науки, я делаю доклад о том, что науку надо строить. Американские экономисты говорят о том, что проблемы существуют. Теории финансовых рынков как не было, так ее и нет.

Надо латать дыры, а латать их становится все труднее, потому что существует тотальная деградация образования. Сейчас мы делаем "продвинутых пользователей" и больше никого – это путь в никуда.

Если окажется, что все гораздо лучше наших предположений, то мы будем только радоваться. А если нет, то будем расстраиваться. Кто предупрежден – тот вооружен.

В.Сергеев:

Есть антропологический кризис или нет – установить это можно лишь по факту. Если мы посмотрим на публичный дискурс, увидим, что он есть. До 1968 года существовала точка зрения, что человечество находится в состоянии прогресса и может добиться всего, чего угодно. Примерно в 1968 году, когда появилась книга Римского клуба "Пределы роста", произошли фундаментальные изменения общественного восприятия того, что человечество действительно может сделать. Никаких звезд больше не будет. И нам надо жить в том, в чем мы живем.

Кризис и кризисы

Ю.Н. Благовещенский, ИНДЕМ

Развернувшиеся на этом семинаре дискуссии, серьезные и острые, вплоть до дружеской перепалки, побудили меня высказаться на эту тему. И начну я с самого "простого" вопроса: что такое социально-экономический кризис?

Приведу несколько "научных" определений:

1. Кризис экономический (от греч. krisis – поворотный пункт) – резкое ухудшение экономического состояния страны, проявляющееся в значительном спаде производства, нарушении сложившихся производственных связей, банкротстве предприятий, росте безработицы и в итоге – в снижении жизненного уровня, благосостояния населения.

2. Кризис финансовый – глубокое расстройство государственной финансовой, денежной системы, проявляющееся в резком несоответствии доходов бюджета их расходам, нестабильности и падении валютного курса национальной денежной единицы, взаимных неплатежах экономических субъектов, несоответствии денежной массы в обращении требованиям закона денежного обращения, инфляции.

Источник (общий): Словарь терминов

3. Кризис – это крайнее обострение противоречий в социально-экономической системе, угрожающее ее жизнестойкости в окружающей среде… Кризисы можно определить по факторам их проявления – наиболее значимым показателям, параметрам функционирования системы, свидетельствующим о наличии разбалансированности, острых противоречиях в ней.

Источник: Кризисы в развитии социально-экономических систем, "Общие понятия и типология кризисов"

4. Кризис. В период кризиса: > масса нереализованной продукции, < прибыли, > ставка ссудного %; < кредиты; > масса обанкротившихся предприятий; > безработица; < котировки акций; обесценивается основной капитал.

Источник: Экономические циклы

В книге Н.Грегори Мэнкью ?Макроэкономика? (МГУ, 1994) слово "кризис" в списке терминов отсутствует и ни разу не появляется в разделе о Великой депрессии, в конце которого автор "откровенничает": "Так как не существует единого мнения о причинах Великой депрессии, нельзя с уверенностью исключить возможность еще одной депрессии такого же масштаба". Мэнкью в книге вместо слова "кризис" часто использует слово ?шок?, определяя его в словаре терминов как "резкое изменение экономических зависимостей (например, смещение кривых совокупного спроса или совокупного предложения) в результате внешних воздействий".

Я не собираюсь пускаться в собственные изыскания относительно того, что такое "кризис", мне кажется, что формальный перевод с греческого – поворотный пункт – является вполне достаточной базой для его использования и примерно одинакового понимания разными людьми. Я хочу поговорить о другом.

Очевидно, на мой взгляд, что социально-экономический уклад характеризуется десятками факторов, которые на том или ином историческом фоне могут считаться нормальными или ненормальными, т.е. разрушающими состояние, ведущими к непрогнозируемым последствиям. В отдельных случаях кризис может быть объяснен всего одним фактором, например, тотальной распродажей "бумаг" иностранных инвесторов после начала Первой мировой войны практически во всех воюющих странах, но не это было первопричиной кризиса, это лишь финансовый взрыв на фоне передела всей системы межгосударственных отношений в Европе…

Я считаю, что в любой исторический момент какой-нибудь важный для жизни человеческого сообщества фактор обязательно "в кризисе". Другими словами, с формальной точки зрения любое сообщество людей постоянно находится в кризисе, т.е. развивается, преодолевая ненормальность того или иного фактора. И ничего страшного в этом нет.

Совсем другое дело, когда в точке кризиса оказывается некий пучок факторов, ненормальное состояние которых вызывает настоящие потрясения, бросает вызов всему обществу, показывая, что оно не может существовать в прежнем виде, но не давая ответа о том, куда двигаться.

Сейчас все бросились "поносить" финансовую политику США, предшествовавшую нынешнему кризису. Только ведь финансовый пузырь ипотечных кредитов – один из немногих факторов того кризиса, в котором мы находимся. Все это происходит на фоне социально-культурного кризиса мирового масштаба. Попробую кратко сформулировать те латентные факторы, которые работают на этот системный кризис.

1. Слишком плотное столкновение разных культур (традиций, религий, быта etc.), приводящее к множеству конфликтов в самых разных уголках планеты, и отсутствие хороших идей, позволивших бы от них избавиться. Экуменический путь в какой-то мере противоречит концепции культурного многообразия, а культурные автономии противоречат свободам современного западного мира, которые, в свою очередь, конфликтуют с этическими нормами многих других культур. Это – явно кризисное состояние одного из самых важных для жизни человечества факторов.

2. Другой фактор – потеря материальной основы для денег, отсутствие "абсолютной" ценности. Сейчас такие высказывания, как "Основной и единственной причиной обвального кризиса мировой экономики является перепроизводство основной мировой валюты – доллара США" типичны для самых разных "диагностов" кризиса. Но важнее другое – в последнее время с Америкой стали конкурировать по крайней мере два финансовых центра: Европа с евро и Япония с иеной. А дополнительно ко всему – ОПЕК с его нефтедолларом (почти валюта), редкие металлы, которые стали неотъемлемой частью в новых технологиях, и зерно. Каково стоимостное отношение между ними? При каких отношениях их производство будет эластично развиваться, не разрушая экономическую базу других производств? Уже этот фактор может привести к глобальному коллапсу мировой финансовой системы, если страны перейдут в торговле друг с другом к натуральному обмену (например, через свои собственные валюты, договорившись об их относительной стоимости). Что выберет человечество в качестве "абсолютной ценности", договорится ли и когда?

3. Во второй половине 20-го века многие осознали, что невыгодно и неуютно богатому в окружении бедных. То, что неуютно, очевидно, а то, что невыгодно, оказалось экономическим фактом (голодный хуже работает и его физический капитал быстрее тратится). Отсюда шведский "социализм" и резкое изменение социальной политики капиталистических государств ради обеспечения своих граждан "достойной жизнью". Сейчас до многих развитых стран начинает доходить, что богатой стране неуютно и невыгодно жить в окружении бедных стран. Некоторые шаги "помощи" в разных регионах Африки, Азии и Южной Америки – вовсе не альтруизм "золотого миллиарда", это несколько завуалированное стремление к собственной выгоде, но не за счет "колониальной эксплуатации", а за счет повышения эффективности этих стран в глобальной экономике. Но беда в том, что это повышение эффективности часто видят лишь в рамках западного пути развития, который и сам вызывает много вопросов, и часто не стыкуется с глубоким наследием другой культуры, других верований. Можно ли найти компромисс между этими противоречиями? Какими путями пойдет человечество в межстрановых отношениях и куда?

4. Интернет, мобильная связь, телевидение – все это элементы коммуникационной революции, которая началась совсем недавно и продолжается у нас на глазах. Разрушается старая культура познания окружающего нас мира, непосредственный контакт с природой. Мы теперь учимся плавать "теоретически", в бассейне без воды… Но сколько не листай интернет, сколько не разглядывай картинки с ужом и гадюкой, а столкнувшись с ними – растеряешься, хоть чуть-чуть, пока сообразишь, что это за зверь и вспомнишь, как надо себя с ним вести. Новые коммуникации – это новые возможности познания, безусловно, но одновременно потеря очень важных элементов познания, связанных со всем комплексом органов чувств, которые при непосредственном контакте создают еще и пространство эмоций, тянущееся из детства и продолжающееся в неизвестное будущее. Легко из подростка вырастить высококвалифицированного специалиста, но далеко из немногих можно вырастить творца, изобретателя, нарушающего существующее, выпадающего из обычного и "делающего" будущее. Этот конфликт приобретений и потерь в процессе технологического прогресса становится сейчас особенно острым, поскольку связь – опасное оружие, им могут воспользоваться и умные, и дураки, и негодяи…

Скорее всего, все это в той или иной форме уже говорилось, я лишь хочу сказать, что наложение всех этих и ряда иных факторов друг на друга создает совсем новую ситуацию, не имеющую ничего общего с предыдущими кризисами, это – новый вызов всему человечеству, а не отдельным странам, это кризис культуры в широком смысле этого слова, как назвал происходящее участник семинара "Полития" Ф.Шелов-Коведяев.